Домой, казаче!
Самолёт летел высоко. Был вечер. Над облаками ещё светило солнце, а на земле уже были сумерки. Время от времени мокрая вата облаков раздвигалась и где-то внизу чернела земля, изредка поблёскивая небольшими скоплениями огоньков. Минут сорок назад мы пролетали Волгоград, значит, сейчас летим над астраханской степью, и где-то рядом Астрахань.
Объявили снижение. Самолёт медленно качнулся и начал уверенно терять высоту. Обычно на снижение уходит около получаса. Есть время посмотреть в иллюминатор, стряхнуть с себя дремоту, напавшую за время двухчасового полёта и не желавшую отпускать в реальный мир из мира обрывков воспоминаний, фраз и фантазий. Под самолётом исчезли облака, и я, потерев глаза кулаками, стал искать Астрахань. Но кроме чёрной степи и редких огоньков ничего не было видно. Вот какая-то деревушка – огоньков стало больше, а вот и вторая появилась рядом и третья показалась вдалеке. Самолёт снизился ещё немного, и сквозь тьму стало пробиваться больше освещённых деревень, станиц, хуторов и небольших городков. Словно золотые паутинки со сверкающими бусинками перемигивались населённые пункты. Те, что поменьше, робко ютились рядом с теми, что побольше. Дорог между ними не было видно. Они как будто повисли в чёрной пропасти. Словно созвездия рассыпались они по астраханской вселенной. Завораживающе!
Самолёт повернул, завалившись на одно крыло, и я увидел Астрахань. Паутинки огоньков стали больше, отчётливее и обрели 3D-очертания: некоторые огоньки синхронно взмыли над остальными, расположившись на высоких домах, вышках, мостах. Стало видно, что огоньки неоднородны: золотые – это те, что светили тёплым светом, а зеленовато-белые – это те, что светили холодным. Толстым сплетением сверкающего бисера витиевато легли центральные улицы и набережные. Вот она – шкатулка с украшениями модницы, астраханской земли…
Чабан вышел покурить на улицу. Проверил калитку – заперта. Он положил руку на забор, задумавшись. Доски забора, побитые астраханскими ветрами и песчаными бурями, давно забыли, какого они были цвета когда-то. Уже почти стемнело. Где-то вдалеке понад верхушками феников оранжевые языки заходящего солнца ещё цепляли покачивающиеся ветви с редкой листвой. В эту самую минуту на степь опускалась прохладная глубокая пустота – майская ночь. Ещё не начался сезон мошки и комары ещё не начали заполнять собой всё вокруг, поэтому ночь действительно казалась просто пустой. Тихой, прохладной, мягкой и пустой. Чабан бросил бычок в глиняную придорожную пыль. Искры ударились о верблюжью колючку, разбившись на мгновенно потухшие красные огоньки. Он посмотрел в небо и увидел мигающий маячок заходящего на посадку самолёта. «Кудай-т летять…», — подумал чабан и тут же о нём забыл. Другая мысль пробежала в голове: завтра в пятом часу утра уже встанет солнце и спать домашним будет невозможно, поэтому надо закрыть ставни. Ещё и фонарь светит, загадочно склонившись над разбитой дорогой-грунтовкой, заглядывая исподлобья прямо в окно спальни. Только ставни спасали от этого яркого нахального взгляда. Кому этот фонарь светил и что он там освещал, на краю улицы? Зачем вообще он там нужен? Эти вопросы возникали у чабана в голове всякий раз, когда он закрывал ставни…
В это самое время я смотрел на стремительно приближающуюся Астрахань и на красный отблеск на крыле самолёта от того самого маячка, что натолкнул чабана на какие-то несвязанные мысли.
Меня и чабана в этот момент абсолютно ничего не связывало. Он жил коровами, загонами, сеном, плетью, впивающейся в ногу верблюжьей колючкой, молоком и батоном. Я жил казачьей общиной, работой, шашкой, блогами, перелётом, свадьбой брата, квартирным вопросом, ОСАГО и КАСКО. Ничего не связывало нас, кроме того, что он был астраханцем, и я… тоже…
Через два дня утром я буду лететь обратно на сверкающем на солнце самолёте, задевающем крыльями сугробы облаков. Чабан не увидит мой самолёт. Стоя спиной к нему, он бросит бычок в глиняную пыль, наступит на него чувяком и вдруг вспомнит, что тогда ночью самолёт не взлетал, а садился. Значит, те, кто были на борту, летели не «кудай-т», а в Астрахань. Домой. А тот фонарь на углу улицы светил не просто так. Он светил им, возвращавшимся на Родину блудным сыновьям. Сколько же таких одиноких фонарей в бесчисленных населённых пунктах светит тёплым и холодным светом пролетающим мимо самолётам…
Когда через несколько дней ватага мальчишек разобьёт ржавый фонарь, чабан молча сходит в сарай, достанет деревянную лестницу, приставит к бедолаге и поменяет лампочку сам, не дожидаясь коммунальных служб. Он почувствует, что это важно – поменять лампочку, казалось бы, никому не нужного фонаря, как можно скорее. Он спустится, кряхтя, посмотрит в небо в поисках красного маячка, чтобы подмигнуть землякам, но как раз в этот момент ни одного самолёта в небе не будет. В другой раз подмигнёт…
астраханское небо
